Джозеф Николоси,
доктор психологических наук
Как психолог, лечащий гомосексуально ориентированных мужчин, я с тревогой наблюдаю, как ЛГБТ-движение убеждает мир в том, что понятие «гей» требует полного пересмотра понимания человеческой личности.
Сообщество психологов во многом виновато в этой подмене понятий. Раньше все были единогласны в том, что норма — это «то, что действует в соответствии со своим устроением». Не было такого понятия как “гей-личность”, поскольку всё человечество определялось как естественно и фундаментально гетеросексуальное. За мои 30 с лишним лет клинической практики я убедился в истинности этого первоначального антропологического понимания.
Гомосексуализм, на мой взгляд, это в первую очередь симптом гендерной травмы. Несмотря на то, что некоторые люди могут родиться с биологическими предпосылками (внутриутробные гормональные воздействия, врожденная эмоциональная чувствительность), которые делают их особенно уязвимыми перед такой травмой, мужской гомосексуализм обуславливает нарушение нормального процесса мужской идентификации.
Гомосексуальное поведение это симптоматическая попытка “залатать” первичную рану, отчуждающую мальчика от врожденной мужественности, которую ему не удалось проявить. Это отличает данное поведение от гетеросексуального, которое естественным образом возникает в процессе ненарушенного становления гендерной идентичности.
Основной конфликт в большинстве случаев гомосексуализма выглядит так: мальчик, обычно чувствительный ребёнок, более склонный к эмоциональной травме, чем среднестатистический, ожидает любви и признания от родителя одного с ним пола, но в то же время испытывает разочарование и гнев по отношению к нему, поскольку этот родитель воспринимается данным ребёнком как невнимательный или подавляющий. (Отметим, что братья и сёстры этого ребёнка могут воспринимать того же самого родителя по-другому).
Гомосексуальная практика является эротической реконструкцией этих отношений любви-ненависти. Как и все «извращения» — я использую этот термин, не для того, чтобы кого-то оскорбить, а в том смысле, что гомосексуальное развитие «извращает» то есть «отворачивает человека» от биологически соответствующего объекта эротической привязанности, однополое влечение всегда содержит внутреннее поле враждебности.
Таким образом, гомосексуализм по сути коренится в конфликте: конфликт принятия своего естественного пола, конфликт в детско-родительских отношениях, и, как правило, конфликт отвержения сверстниками того же пола. А это значит, что появится модель доминирования-подчинения, оказывающая пагубное влияние на отношения геев.
Для гомосексуально ориентированного мужчины сексуальность является попыткой завладеть другим мужчиной и доминировать над ним. Это работает как символическое «обладание» другим человеком, и часто заключает в себе больше агрессии, нежели чем любви. Один пациент описал свою сексуализацию мужчин, которых он боялся, как «победу оргазма». Или другими словами, как «оргазмическое болеутоляющее.»
Существует ряд исключений в формировании данной травмирующей модели гомосексуального развития. Мы обнаружили в ходе работы в нашей клинике другую форму гомосексуализма, которая характеризуется взаимной симпатией и привязанностью, чаще всего она наблюдалась у наших пациентов-подростков и у некоторых инфантильных взрослых. В такого рода гомосексуальном влечении нет враждебно-зависимых элементов, а скорее черты юношеского романтизма — подростковое увлечение, которое проявляется в сексуальной форме. Такие связи могут длиться в течение месяцев или лет, а затем закончиться и никогда не возобновляться, поскольку этот этап влечения проходит.
Однако, общее правило остается неизменным: если ребёнок травмирован таким образом, что это оказывает влияние на половую сферу, то он станет гомосексуалистом, а если такого рода травмы не было, то естественным образом будет развиваться гетеросексуальность.
Многие геи говорят, что в детстве подвергались сексуальному насилию со стороны мужчин. Сексуальные домогательства это тоже насилие, поскольку их маскируют под видом любви. Вот что один пациент сообщает о подростке более старшего возраста, который домогался к нему:
«Мне хотелось любви и внимания, и всё как-то перепуталось с сексом. В тот период у меня вообще не было сексуального интереса к другим мальчикам… я считал его (совратителя) крутым. Он никогда не оказывал мне никакого внимания, только когда хотел со мной поразвлечься. Когда наши отношение приобрели сексуальный характер, это было что-то особенное… , захватывающее и сильное, словно между нами была общая тайна. У меня не было других друзей, и мои скверные отношения с отцом не могли ничем помочь. Я искал дружбы…(но) эти воспоминания меня преследуют.. я их ненавижу. Все это просто отвратительно, неправильно….Это причина моего влечения к своему полу.
У этого пациента закрепились следующие ассоциации: «Для того, чтобы получить что-то хорошее — то есть любовь и внимание, я должен принять себя бесстыжим и плохим: вовлечённым в пугающие, запрещённые, грязные и отвратительные действия «.
В ходе терапии данный пациент возвращался к своим ощущениям в тот момент, когда возникло это нежелательное гомосексуальное влечение, и обнаружил, что прежде, чем он начинал испытывать гомосексуальные чувства к кому-либо, он неизбежно испытывал чувство стыда, вызванное другим человеком. В ходе реконструкции его детской травмы, связанной с насилием, подтвердилось, что ощущение стыда было необходимым условием для появления его гомосексуального влечения.
Связь между насилием в прошлом и сегодняшним гомосексуальным поведением пациента — пример вынужденного повторения. В поисках любви и признания он оказывается втянут в повторение сценария, ведущего к саморазрушению и самобичеванию, с помощью которого он бессознательно стремится одержать окончательную победу и залечить свои травмы. Вынужденное повторение состоит из трёх элементов: 1) попытка самоконтроля, 2) какая-нибудь форма самонаказания, 3) уклонение от лежащего в основе конфликта.
Для таких людей стремление к самореализации через однополое влечение подстёгивается опасением, что их мужское самоутверждение неизбежно потерпит поражение и приведёт к унижению. Они выбирают обряд воспроизведения прошлого опыта с надеждой, что в отличие от предыдущих случаев, «на этот раз я, наконец, получу то, что хочу: с этим человеком я обрету мужскую силу и для себя» и «в этот раз гнетущее чувство внутренней пустоты наконец исчезнет.» Вместо этого он даёт очередному мужчине власть над собой, чтобы тот мог отвергнуть его, стыдить его, и заставить чувствовать себя никчёмным. Когда этот сценарий, вызывающий стыд, разыгрывается снова и снова, это только усиливает его убежденность в том, что он действительно является безнадёжной жертвой и абсолютно недостоин любви.
Геи часто признаются в жажде «выброса адреналина», которую подстёгивает элемент первобытного страха. Существует целая гей-субкультура, которая практикует секс в общественных местах, они испытывают удовольствие, занимаясь этим в таких местах как парки, общественные туалеты и парковки, эротическое возбуждение усиливает страх, что их обнаружат и застукают.
Сам акт содомии является по сути мазохистским. Анальный половой акт, как нарушение предназначения нашего тела, является нездоровым и анатомически разрушительным, и влечёт за собой повреждение прямой кишки и распространение заболеваний, потому что ткани кишечника хрупкие и пористые. Психологически, этот акт унижает человеческое достоинство и мужественность.
Компульсивное сексуальное отыгрывание, со всем его драматизмом и обещаниями удовлетворения, скрывает более глубокое, изначально здоровое стремление обрести настоящую привязанность.
Дисфункция мужского гей-мира неоспорима. Научные исследования предоставляют нам доказательства для следующих не вселяющих оптимизма сравнений:
• Сексуальная компульсивность более чем в шесть раз больше среди гомосексуалистов, чем среди гетеросексуальных мужчин.
• гомосексуалисты проявляют насилие над личностью партнёра в три раза чаще, чем гетеросексуальные мужчины.
• гомосексуалисты проявляют гораздо больше садистских наклонностей, чем гетеросексуальные мужчины.
• Распространенность аффективных и тревожных расстройств почти в три раза больше среди мужчин-геев.
• Панические расстройства проявляются в четыре раза чаще, чем чем у гетеросексуальных мужчин.
• Биполярное расстройство личности — более чем в пять раз чаще, чем гетеросексуальных мужчин.
• Антисоциальное поведение почти в четыре раза чаще (3,8), чем у гетеросексуальных мужчин.
• Агорафобия (страх нахождения в общественных местах) проявляется более чем в шесть с половиной раз чаще, чем среди гетеросексуальных мужчин.
• Обсессивно-компульсивные расстройства — более чем в семь раз превышают (7,18) проявления таковых у гетеросексуальных мужчин.
• Умышленные самоповреждения (суицидальные наклонности) от более чем в два раза (2,58) до более чем в десять раз (10,23) чаще, чем среди гетеросексуальных мужчин.
• Никотиновая зависимость в пять раз чаще, чем у гетеросексуальных мужчин.
• Алкогольная зависимость почти в три раза больше, чем среди гетеросексуальных мужчин.
• Другие виды наркотических зависимостей более, чем в четыре раза чаще, чем среди гетеросексуальных мужчин.
Беспорядочные половые связи хорошо показаны в классических исследованиях МакУиртера и Мэттисона, двух геев, которые писали в своей книге «Мужская Пара» (1984), что из 165 наблюдаемых ими отношений, ни одна пара не смогла сохранить верность на протяжении более пяти лет. Авторы, будучи сами гей-парой, были удивлены, обнаружив, что измены не только не были разрушительны для продолжительности отношений, но даже были необходимы для их сохранения. Они приходят к выводу: «Единственным наиболее важным фактором, который удерживает пары вместе по прошествии десяти лет совместной жизни — является отсутсвие чувства собственности друг к другу» (стр. 256).
Признав, что основы гомосексуализма лежат в диапазоне любви-ненависти, мы можем посочувствовать гомосексуалистам в их попытке компенсировать детскую травму. Это приоткрывает для нас окно в понимание того, почему в гей-сообществе по-прежнему сохраняется глубокое неудовлетворение, несмотря на беспрецедентные успехи, которых оно добилось, в приятии обществом.
Гомосексуализм не имеет никакого смысла в мире природы, кроме как симптом и последствие трагических событий. В противном случае это нечто не от мира сего, фикция, созданная из фантазии и вожделения. Но с помощью социальных медиа, Голливуда и политических властей (в последнее время благодаря администрации Обамы), было выдумано новое определение человеческой личности. Этот лингвистический трюк создал фикцию, состоящую из фантазий и эротических иллюзий, которая завладела реальностью. Классическая антропология была поставлена с ног на голову, и был выдуман новый человек. Когда человек вешает на себя ярлык «гея», он исключает себя из естественного мира и лишает себя полноценного участия в судьбе человечества.
От отца к сыну, и далее к внуку, к правнуку, семя мужчины является его связью со всеми поколениями. Через ДНК он продолжает жить и после смерти. Попадая в утробу женщины, его семя производит новую человеческую жизнь. Но при гомосексуальном соитии семя жизни просто пропадает в распаде и гибели.
В естественном акте соития сохраняется человеческая раса, и человек продолжает жить в будущих поколениях. Но в нарушенном травмой половом акте, который попирает само предназначение нашего тела, его природная сила ведёт к смерти и истреблению. Таким образом мудрое устройство тела обнажает этот контраст: новая жизнь или распад и смерть.
Неудивительно, что мы видим так много неудовлетворённости в гей-мире, не только из-за неодобрения общества, а потому, что человек, который живет в этом мире, чувствует бесполезность гей-идентичности. Она представляет собой прекращение многовекового рода его предков, которые когда-то были связаны друг с другом посредством естественных браков на протяжении многих веков.
В реальном мире гей-идентичности не имеет смысла. Гомосексуализм это всего лишь симптом эротизированной компенсации за утрату привязанности.